«Ламборджини»

     - Она скоро подарит мне «Ламборджини», - поясняет мне Сурен Параджанов намерения своей юной подруги. «Ты же так говорила?». «Обязательно», - решительно подтвердила начинающая гимнастка Маша, которую мы вели из детского сада на гимнастику и у Сурена на шее висел хула-хуп. «Он вот мне недавно перчатки купил». «А раньше зайца», – будто ровесник добавил взрослый.

     - А ты еще придешь? – спросила Маша. Я тебе свой класс покажу и Пирожкова. Он на меня внимания не обращает. Он ко мне совсем не цепляется. А я к нему цепляюсь, - грустно сказала Машка.

     - Ничего! – авторитетно заявил дядя Сурен – Вот будет тебе лет восемнадцать…Будет у тебя фигура, да он будет у тебя в ногах валяться! – параджановский голос и интонации, знакомые по кадрам кинохроники, поражали.

     Собственно – воспитание. Что это такое? Это осваивание мира, как говориться, «через например».

     В детях – семье – семь «я». У Сурена все семь «я »отца – в нем одном. И это чувствуется.

     - Пойдемте в парикмахерскую, - предложила несмотря на поздний вечер девочка.

     - Там же закрыто, - ответил ей взрослый друг. Вот потеплеет, поедешь со мной к одной хозяйке Салона красоты. Она тебе такую прическу сотворит! – и, повернувшись, ко мне добавил: «Ну надо ж этого Пирожкова сразить!».

     Мы продолжали свою беседу на детской площадке, где у этой пары свой ритуал. «Она

вот еще на том покатается и на том. Повисит вниз головой. Залезет на дерево. И тогда мы пойдем!».

     - Знаешь, мы вот тоже с отцом ходили. Правда, не по моим, а по семейным или его делам. И я многое узнавал о мире. Узнавал, что такое хорошо и что такое плохо. В процессе этого оказалось, что взгляд на это у всех совсем разный. Мои родители были из семей настолько разного уклада, что пересечься их взгляды могли только на короткое время – в их страстной любви друг к другу. В их не долгом браке. Для меня же, в результате этого, было совершенно не ясно, как жить и где ориентиры. Вернее, по-детски ясно, что их нет совсем. Что у каждого – своя правда.

     - Мой дедушка тоже так говорил, – добавила я.

     - Да, так вот, ты понимаешь. По маме дед Иван Емельянович – искренний коммунист, участвовавший в юности в акция раскулачивания. Он преподавал политэкономию. Имел советские научные звания. Имел идейную жену – спортсменку, комсомолку и просто красавицу. Впоследствии завкафедрой физкультуры в пединституте, где все ее тихо ненавидели. Особенно студентки.

   А по отцу – это когда-то эмигрировавшие из Турции от периодической резни – на родину – армяне. Да! Они имели публичный дом и видели в этом только бизнес. Да! Они без сантиментов скупали драгоценности и антиквариат и дед отвозил его в Москву, где и «поступил» сына на режиссерский, после одного года обучения на вокальном отделении Тбилисской консерватории у родственника, бывшего там профессором.

     И вот эти две семьи – пусть они меня простят – учили настолько разному! Да плюс мнение школы, как государственной морали и улицы, как морали ровесников, что в голове у меня был настоящий компот. Отец заметил это, когда я подрос. Но было уже поздно.

     - Мой сын идиот! – кричал он обычно на меня, невзирая на прохожих, когда мы шли по улице. И уходил вперед, исчерпав аргументы.

     - Но я же не полный идиот, - догонял я его.

     И только потом я понял, что он имел ввиду…

     Папа меня очень любил и, видимо, воспринимал как часть себя, понимающую его и так, без особых разъяснений. А если не понимающую – то это уже как конфликт с самим собой. Ведь я один его сын. Другой семьи у него не было. Был роман и жизнь с девушкой в Москве, которая, как он говорил, была цыганкой. С ней что-то случилось. Или он придумал это, как романтическая натура. Как сценарий своей первой любви.

     Когда он познакомился с мамой, увидев ее в оперном театре, он пошел ее провожать и просто замучил тем, что всю дорогу выразительно читал и даже играл «Песнь о Гайавате».  

     Отец был очень щедрым человеком. Он не понимал, что такое «копить», а понимал только, что такое – тратить. И был до такой степени широкой натурой, что удивлял не только мою маму, но даже своих родных. В юности, приехав на каникулы и, имея в кармане в конце учебного года уже не папины деньги, а только последнюю стипендию, он купил, по дороге домой, свежевыловленного сома, поразившего его величиной. И еле допер на каком-то транспортном средстве. Каково же было его удивление, когда мать не только выругала его, а даже побила хвостом этой рыбы, так как поднять ее не могла. За что? За ту сумму, которую он за нее заплатил.

     Вот так всегда. Его теща и тесть, все копившие трудовые средства и носившие их в надежные советские сберкассы, не понимали его совсем. И учили меня делать все так же, как они.  Я видел, как они считают проценты от вложений и записывают расходы. Замечая, что меня, как и отца, это удивляет – дедушка стал стимулировать мой интерес к накоплениям. Завел мне копилку. Придумал мне цель, на которую стоит скопить. После развода родителей, я часто жил у дедов. Однажды, отец зашел за мной, со своим другом из Грузии. Я, зачем-то взял с собой свое «состояние». Поднимаясь по уличной лестнице, я радовался звону моих монет.

     - Послушай, - сказал отец. А что это у тебя в кармане?

     - Деньги из копилки.

Отец заинтересовался. Я рассказал о своих средствах.

     - И что же ты собираешься с ними делать?

     - Купить часы.

     - Да разве же во втором классе разрешают носить часы в школу?

     - Сын режиссера Денисенко Саша – с моей парты – носит.

Друг отца что-то прокомментировал на своем языке. Отец перевел:

     - Вот, человек правильно говорит, не мужское это дело деньги копить. Надо соображать, как их сделать. А не накапливать по крохам. Я куплю тебе часы. Давай я займу у тебя эту мелочь, а потом отдам – часами.

С трудом я расстался с «богатством». Часы мне, конечно, купили, хоть и не сразу. Но мне запомнилось чувство стыда и неловкости, что я не мужчина, вроде бы. А это в восемь лет для меня было важно. Как-то вложилась в мою голову мысль, что быть широкой натурой – по-мужски. С тех пор я легко расстаюсь с деньгами. И не могу, просто не могу, доносить полученные суммы домой полностью, а то и совсем. Комментировать взгляд на себя со стороны не буду. Думаю, это – параджановский вкус к жизни.

     Конечно, это умно уметь достать средства, а не только пользоваться отцовскими. Мама преподавала русский – иностранцам. Иногда работала заграницей. И я, не дожидаясь, когда мне дадут денег, чтобы повести девушку в кафе, нашел себе бизнес. Отца он почему-то не устроил. Были мы, как-то с ним в Москве, когда я был уже студентом. Шли по городу. Он попутно меня воспитывал. Выражал недовольство моим нежеланием учиться в архитектурном институте, где я отчислился. Моими разглагольствованиями о том, что в мое время архитектуры нет, как таковой. Упрекал и за то, чем я занимаюсь. И с угрозой спросил:

     - А ты знаешь, какие подвалы в Лефортово?

     - Да я и не знаю, что такое Лефортово.

Тут отец хватает за рукав проходящего майора милиции и говорит:

     - Товарищ майор, вот мой сын не хочет учиться, фарцует, объясните ему какие подвалы в Лефортово.

Майор сначала отпрянул. Потом понял ситуацию и пробасил:

     - Глубокие, парень. Очень глубокие.

Это я запомнил на всю жизнь.

     Вообще та поездка в Москву была просто сплошным ярким хеппинингом, спектаклем.

     Сразу после этого разговора папа рванулся, чуть ли не через проезжую часть площади, увидев то, мимо чего он не проходил, «Антикварный магазин».

     В магазине продавщицы холодно и вяло реагировали на вопросы отца, похожего на цыгана. Увидев их настроение, папа  говорит: «смотри». И переворачивает свои перстни с бриллиантовыми камнями с внутренней стороны ладони - наружу. Интерес у дам появился.

     - Дайте-ка вот те две настенные тарелочки, - отец небрежно показал на свой выбор. Быстро оглядев, он их оплатил. И тогда персонал уже не удержался: «Нам тоже эти вещи очень нравились. Но их мало кто смотрел. Да и дорогие они. Видим, что вы специалист». Начали они разговор, чтобы предложить и то, что не выставлено.

     - Да, я специалист, - сказал отец. И даже лауреат около пятидесяти международных премий.

     - За что?

     - За красоту, - сказал отец и принял эффектную позу. Потом он, конечно, представился. Торговый народ восхитился, фамилию и имя отца и даже отчество они знали. Представил отец и меня:

     - А это мой сын. Он фарцует, трахает негритянку и любит окрошку.

    Уходили мы увешанные пакетами с покупками и, провожаемые возгласами: «Обязательно приходите к нам завтра. Негритянку не обещаем. Но стол и окрошку – устроим!».

     В мою личную жизнь отец не то, чтобы вмешивался. Он ей удивлялся. Например, отдыхаем на пляже. Тянет девушка топчан. Девушка известная. Топчан – тяжелый. «Иди помоги. Познакомься», - говорит отец. Я было направился, но подумал и пошел в воду. «Не хочу, - объяснил я ему. Подойду – на меня все смотреть будут».

     - Ну что ты за идиот. Не можешь привлечь к себе внимание ни одной девушки. Они тобой не интересуются.

     Когда мы с отцом были на его родине, я попытался, чтобы угодить папе, подбивать клинья к дочери, захаживающей к нам в дом, директрисы рынка или типа того. Девушка приняла мои действия всерьез и стала настаивать на браке.

     - Я ничего ей не обещал, - испугался я.  – Ты же говорил, что я не могу привлечь внимание ни одной девушки.

     Отец еще долго ворчал:

     - Гурьянкина дочка! Гурьянкина дочка! Да ты знаешь, что на второй день после свадьбы они пошлют тебя на трассу торговать сигаретами в твердой упаковке.

Я еще удивлялся – почему именно в твердой упаковке?

Узнав об этом разговоре ее мать успокаивала меня:

     - Ничего подобного, Суренчик. Мы купим тебе документы главного врача санэпидемстанции рынка  и ты будешь каждый день приносить домой крупную сумму денег.

Как-то не мог я угодить отцу в своих действиях.

     Вообще все, что делал отец, было ярким шоу. Он казался громовержцем. Олимпийским богом. Хорошо бы, если бы рядом были понимающие люди и все происходило бы так, как он хотел – естественно и легко. Но не так все было, да и не могло быть при жестком устройстве общества. Не вписался он и в жизнь любимой женщины – моей мамы. Возможно, родители ей посоветовали после развода найти себе правильного человека , который стал бы ее мужем. С ней стал встречаться летчик с высокими званиями. В шутку или в серьез, не знаю, отец называл его космонавтом. Видел я его с балкона и то один раз. Когда отец лично бил его. По двору были разбросаны гостинцы и подарки, разлетевшиеся из его пакета, который он нес маме. Драка была серьезной. Поучаствовать в ней выскочили мрачные братья, жившие в подвале нашего дома. Они редко бывали в своем жилье одновременно, так как по очереди сидели в тюрьме. В детстве меня поражали их огромные фигуры и даже большие руки и ноги. С папой они дружили. Потому, что папа периодически устраивал их на работу на киностудию. В этом поступке и в этих отношениях со всеми – весь отец. Его энергетика и философия.

     Конечно, он старался проводить много времени со мной, если ему позволяли обстоятельства и мама. В начале, в первое время после того, как мы стали жить отдельно у него все еще, как бы, была включена следящая система за мной, моими действиями и моей учебой. Он умудрялся увидеть меня даже в разных концах города, где я мог возникнуть с мамиными студентами – иностранцами, знакомыми мне по университетским вечеринкам и походам на демонстрацию, где я с ними танцевал и пел. Как говорили взрослые – голос у меня был, а слуха не было, но делал я это с удовольствием. Однажды отец отловил меня далеко от дома и снял с мотоцикла «Ява» индонезийского студента. За что получил и студент и я и мама.

     Сам же папа организовывал мне с детства культурный отдых. На обратном пути со спектакля из оперного театра вел беседы на тему увиденного. Задавал вопросы, на которые я отвечал устало и неохотно. Например:

     - Ты запомнил фамилию композитора, чей балет мы сегодня смотрели? – спрашивал меня отец.

     - Нет, - устало отвечал я.

     - Запомни так: что ты пьешь на завтрак плюс окончание фамилии на «ский».

     - Молоковский! – выкрикнул я.

     - Чайковский он! – возмутился отец. - Эх ты!

И некоторое время так и называл меня – Молоковский.

     Иностранные студенты мамы сыграли немалую роль в моей жизни и даже участвовали в защите отца. Они помогли мне впоследствии организовать встречу с представителем французской газеты. Ему я отдал ксерокопию папиного приговора, который был выдан семье в нескольких экземплярах. Через некоторое время во французской прессе была опубликована статья с текстом приговора, анализом его французскими юристами и выводом о том, что дело сфабриковано. Я с гордостью потом рассказал об этом отцу, добавив, что получил от француза в подарок только что появившиеся черные джинсы «Левис». «Представляешь – черные, у наших еще ни у кого таких нет. А четыреста франков, которые он мне предлагал, но я не знал, где обменять, я не взял». Отец грустно усмехнулся:

     - Да взял бы уже, - сказал он.

     - Тебе не угодишь, - удивился я.

     Когда наступает лето, я часто вспоминаю, как мы с отцом ездили в Канев на Днепр. Как от станции, поверив народу, что тут недалеко а транспорта не было, пошли пешком к месту каких-то съемок. Как нагруженный чемоданами отец предлагал крупную сумму рыбаку, чтобы тот отвез его к нужному селу. И когда рыбак не согласился упускать рыбу, да и был он с детьми, отец бросил чемоданы и сказал много разных слов, которые я слышал впервые и сразу запомнил. Кончилось все тем, что по приезде мне стало плохо и Никулин на машине отвез нас на пристань, чтобы вернуть домой. Так, что ездить с ребенком на отдых, это еще надо иметь большое желание и терпение. И оно у отца было.

     Отец следил за моими делами во время учебного года и даже в каникулы. Однажды мы были с классом на сельхоз работах. Собирали там клубнику, чем были очень довольны мы и ставили себе в заслугу наши учителя. Когда в один из дней приехал отец с друзьями, он все-таки нашел чем упрекнуть педагогов:

     - Вы плохо кормите детей. В вашем меню совсем нет мяса, - и привез партию мяса за свой счет.

     Учителя защищались, критикуя моральный облик его сына:

     - Ваш Сурен с друзьями пили вино. Есть доказательства. В туалете плавали две винные бутылки. Мы с товарищами, услышав разговор, замерли, приготовившись к худшему. Глянув на нас, отец пошутил:

     - Вот вы приглашали меня остаться. Говорили – чистый воздух, фрукты. А я вам так скажу: после меня бы в туалете плавали два ящика бутылок из под водки.

     «Классный у тебя отец, - зашептали мне ребята - Наши б такое устроили!».

     Папа, конечно, брал меня и на съемки. Есть я в последних кадрах фильма «Тени забытых предков». Недавно, когда мы смотрели фильм вместе с новыми знакомыми, мне было интересно – узнают ли они меня. «Ну – где тут я?» - спросил. «Да вот же ты!» - сразу узнали они меня в кадре. Мне было приятно, что я, вроде как, так мало изменился.

     Недавно этот папин фильм запрашивали на фестиваль в Каннах. Для показа в разделе «классика». Ответ киевского минкульта был таким: «С.Параджанов – не украинец. И мы можем предоставить вам фильмы других режиссеров-украинцев». Организаторы каннского фестиваля запросили папин фильм в России, одной из компаний которой принадлежат права почти всех советских фильмов, снятых на Украине.

     Когда я узнаю все то негативное, что говорят и пишут об отце – мне кажется, что это не о нем.

     Я вспоминаю жару и многотысячную толпу на его похоронах. Цветы, которые сразу же осыпались от зноя. Столики с холодной водой, которую постоянно выносили людям.          И сильный ливень после похорон, как будто изменивший мир.

     Кем был для меня отец? Всем!

Текст

Даши Кашиной

Из отзывов читателей:

Каринэ Ковхаева

В прошлом году была в Ереване в музее Параджанова. Как то ереванские музеи не производят на меня особого впечатления. Но тут очень и очень понравилось. Сделано, как мне кажется в его стиле.

Валерий Герасько перепостил статью и написал «Интересно… Мне повезло еще и в том, что о Параджанове мне рассказывала лично Людмила Ивановна Касаткина, она говорила о нём с восхищением!..»

Елена Алексеева

Спасибо за интересный рассказ... Неординарной личностью он был и остался и в своих фильмах, и в памяти, и в рассказах...

Марина Рощина

Спасибо за такой замечательный рассказ!